Что-то должно было произойти. Фиаха никогда не отличался суеверностью, но с возрастом смирился с тем, что в мире существуют вещи, которых он не способен понять. Мужчина почувствовал неладное еще днем, когда увидел у дороги одинокий тополь, плотно увешанный зловещими гроздьями черных ворон. Яре он ничего не сказал – молодая, злая баба принялась бы насмехаться и спорить, а болтать попусту Фиаха не любил. Поэтому он только покачал головой и прошел мимо. Но к вечеру начал ныть шрам на носу, и тут сомнений у воина уже не осталось. Он не снял доспех во время тренировки, как делал обычно, и провел ее ближе к лагерю, пусть пришлось терпеть любопытные и недоуменные взгляды усталых с дороги путников. От еды тоже отказался, на стоянке сел чуть дальше от костра, чтобы не стать сияющей мишенью для стрелы в центре безлунной ночи – и теперь убивал время, пытаясь более прочно закрепить острие в навершии копья.
Бездельные руки машинально устанавливали лезвие, загоняли самодельные штыри в пазы, мастерили перевязь, потом распускали бечеву и начинали заново. Толку от этого было не очень много, но поломка оружия беспокоила Фиаху, как зуд в заживающей ране. Перебирая детали и затягивая узлы, он молча слушал попутчиков. Если бы не их рассказы, в такую ночь нетрудно было бы поверить, что за пределами этого теплого людского островка вовсе нет никакой жизни, а одна чернота до самого края земли.
Вдруг воин прекратил работу, поднял седую голову и насторожил уши. Глазам он не доверял уже зим пять как. 
Фальшь, которая было почудилась ему в песне ветра, была слишком мимолетна, чтобы беспокоить кого-то еще. Но в тот момент, когда Фиаха собирался вернуться к своему занятию, по округе разнесся громкий заунывный вой.
– Знаю, – хрипло прервал он Ярогору. – Не суетись. Все знают.
Он взвесил в руке копье и занял место в строю по левую руку от напарницы, чтобы прикрыть ей спину в случае чего. За детей и женщин он не беспокоился – тем хватит ума держаться позади. А вот в их редких рядах каждый меч был на счету, и потеря одного или двух защищающихся всем доставила бы проблем.
– Волки, должно быть, совсем одурели от голода, – задумчиво пробормотал Фиаха в пустоту, но любой бы, кто услышал его, сообразил, что он имеет в виду совсем не волков. В конце концов, кто поверит, что дикая стая добровольно нападет на крупный и укрепленный лагерь?

Отредактировано Учитель (16.09.18 16:01)

[indent] «Стало быть сегодня», – шепчет голос, – «нечистой силы мастер пустит на порог химер», – с туманом, средь взмокших звериных шкур, растворился призрак сестры. Тело едва заметно содрогается, но рыцаря выдаёт прерывистый выдох и глаза, устремлённые вникуда подобно мертвецам. Глоток. Она прикрывает глаза, словно зачитывает молитву, и фигура снова тяжелеет.
[indent] – Ебаные твари, – низко рычит Ярогора, чувствуя, как в горле встал ком, как мышцы сводит от ломки, от чудовищного желания убивать. Она готова выть с ними. Кого бы ни звали волки: она взревёт к нему, вызывая на бой, и меч отразит на лезвии звериный оскал как свой.

[indent] Кто-то наконец разжёг костёр, самые смышленные похватали факелы — и рыцарь в свободную левую руку сжала палящее древко.

[indent] – Это может продолжаться долго, – женщина хватает Фиаху, толкая на своё место, сама двигаясь вперёд к стае: лицо искажает уродливая улыбка самоубийцы, – я помогу им, – и Ярогора делает ложный выпад в сторону диких псин, останавливаясь от них в двух шагах и делая шаг назад. Теперь она двигается полукругом также, как легли звери, и водит перед ними огнём, разрывая полотно тумана.

[indent] Теперь она идеальная цель.
[indent] Тихий смех сменяется на низкий горловой.
[indent] «Зовите волчьего пастуха», — звучит голос в голове, — «зовите своего короля», — начинает рассказывать новую сказку сестра.