Каждое животное, насколько развитым бы оно ни было, заботится о сохранении собственной жизни, даже будучи в шаге от беспамятства. Это было простой, но легко обходимой истиной, особенно если внушить, что в смерти нет ничего угрожающего.

Разум женщины был мягким и податливым, словно глина, а если чуть-чуть надавить здесь и здесь..
Служанка сделала еще один шаг, и платье запузырилось вокруг ее бедер, наливаясь оттенком зеленоватой прудовой воды. На лице девушки отразилось блаженство -  ее глаза видели перед собой купальню, а не затянутый ряской пруд; еще несколько шагов, и она непременно окажется в объятиях своего господина..
Следившая за представлением малышка удовлетворенно прищурилась и прикусила губу - удивительно, какие сложные эмоции порой может отобразить невинное детское личико.

Она открыла в себе этот дар будучи совсем ребенком, - тогда, в возрасте шести с половиной лет, Лина в совершенстве отточила свое искусство убеждения на многочисленных кухарках. Это забавное умение помогало им с братом красть сладости в любой неурочный час, оставаясь вне всяких подозрений. Но тогда девочка еще не знала, насколько далеко может зайти эта невинная игра.

Надавить здесь и здесь.. А еще вот здесь..
"О, ты обязательно поплатишься за то, что посмела оскорбить мою маму."

- Тише, дитя, - раздался вкрадчивый голос у нее в мозгу, - Ты звучишь слишком громко.
Этот голос звучал как мягкое масло, нежнейший шелк, в который можно завернуть отточенное лезвие клинка. Пожалуй, он мог бы разбудить желание, будь девочка достаточно взрослой, чтобы хоть что-то почувствовать.

Слова, текущие вдоль реки ее мыслей, были столь тонки и приятны, что девочка невольно восхитилась этим чудесным искусством. Способность к мысленной речи была редким даром, которым могли похвастаться лишь немногие из познавших магию подчинения.
Она не могла ответить этому голосу и, едва придя в себя от удивления, принялась жадно озираться по сторонам, ища источник этой замысловатой речи.
Казалось, голос в ее мыслях тихонько рассмеялся. Его смех был приятным и нежным, - а еще теплым, настолько, что малышке невольно захотелось улыбнуться ему в ответ. Ему - но кому? И где этот "он"?
Кажется, он услышал ее мысли: кто-то или что-то в ее голове почти осязаемо улыбнулось, а затем добавило, тем же бархатистым тоном, в котором зажглась едва уловимая искорка доброй иронии:
- Не ищи далеко. Ты еще слишком юна, чтобы напрягать свое шестое чувство по таким пустякам.
Однако затылок Лины уже ощутил какое-то движение - искрящиеся кудри девочки всколыхнулись и застыли на ее плечах в ином положении, чем прежде; благодаря тайным тренировкам с братом скорости и реакции малышке было не занимать. Спустя секунду она уже во все глаза таращилась на Хэйла - капитана стражи ее матери, новыми слухами о котором каждое утро наводнялось все их огромное поместье.
Впрочем, Лина знала о нем немногое. Только то, что отец предложил ему службу за год до ее рождения - почти сразу после того, как была расформирована королевская армия; угроза Видящих судьбы давно была позади, и содержание столь большого количества военных явно встало поперек горла стремительно пустеющей казне.
Она уставилась на него во все глаза, явно позабыв обо всех правилах приличия; еще никогда ей не доводилось видеть Ловчего так близко!
Ловчий, а мужчина был им столь же ясно, сколь сейчас над их головами сиял жаркий полдень, казалось, развеселился еще больше:
- Малышка, если ты подержишь свой крохотный ротик столь широко открытым чуть дольше, в него обязательно залетит что-нибудь, не столь приятное на вкус, как чужой страх.
На сей раз его голос звучал вслух и - вот это да! - он был столь же чист и отчетлив как тот, что только недавно ручьем журчал у нее в голове.
- Она назвала тебя Линой. А ведь я говорил, что это имя совсем не подходит, - его мысли были столь сильны и отчетливы, что маленький восприимчивый разум девочки волновался ими словно водная гладь потоками легкого зефира. Впрочем, кажется, сейчас мужчина вовсе не обращался к ней, - мимолетная тень задумчивости коснулось его лица, но отточенный разум мастера не терял своей остроты даже в порыве смятений чувств.
Он был красив, этот мужчина, и достаточно молод, если судить по цвету его волос, мягкими волнами ниспадающих на широкие плечи. Но его красота не была столь пугающе холодной, в ней не сквозило ни тени присущей родителям мраморной надменности - с оттенком благоговения Лина увидела в нем описываемое всеми магнетическое очарование. Его красивое лицо с прямым и тонким носом, высоким лбом и острыми скулами, казалось, излучало дикую, темную сущность и девочка невольно застыла, пока ее взгляд не коснулся мерцающих глаз. Те оказались холодней горной воды: холод исходил из самой их глубины, таинственно светился мятно-зеленым цветом, как кристально-прозрачный лед. И все же они были живыми, выдавая в нем человека, живущего в пучине страстей столь глубоких, что доводам разума там почти не осталось места.
Он улыбнулся, мягко скользнув на тот же самый валун, часть которого уже занимало крохотное тельце девочки. Сверкнуло серебро браслетов, и вот рука мужчины уже отводит упругий кобальтовый локон с ее по-детски круглого лица. Такой же кобальтовый, но более густой и темный оттенок покоился и на его собственных плечах, несмотря на то, что волосы Хэйла лежали мягкими волнами, а не вились, как у дикой овечки.
Она невольно позавидовала этой особенности, как завидовала всем, кто был начисто лишен ее тугих кудрей; отцу, матери, брату и даже служанкам, которым было позволено ходить простоволосыми.
Казалось, размышления девочки затянули ее столь же глубоко в пучину, как готовилась сделать это неумолимая топь водоема, поджидающая очередную жертву - если бы не оглушительный вопль служанки, резанувший по перепонкам с силой, подобной раскату грома посреди ясного неба!

Изощренный и вкрадчивый, терпеливый и осторожный, Хэйл был и оставался безупречным стратегом, привыкшим выигрывать войну без единой капли крови. Таким, какого пожелал бы видеть на посту главнокомандующего любой уважающий себя император.
Он умел читать мысли и внушать собственные, ментальная связь на больших расстояниях никогда не была для него проблемой. Кристально чистый и острый, как клыки хищника, разум Хэйла обладал целым рядом возможностей, среди которых не затесалось ни одной лишней - в конце концов, он был сыном своих родителей, рожденным для того, чтобы стать их достойным.
При всем при этом у Хэйла был лишь один внушительный недостаток, который сводил на нет все попытки сделать из него идеальное оружие - он ненавидел жестокость.
Зачем ломать преграды, если можно просочиться сквозь них? Зачем причинять боль там, где можно обойтись лишь словом?
Роскошные способности его рода как нельзя кстати подходили для изощренных ментальных пыток, и любовь к чужому страданию юные Ловчие впитывали уже с молоком матери. Кажется, все, кроме него.
Вопреки всем законам и доводам логики, Хэйл испытывал глубокое уважение к Видящим судьбы - тем единственным существам, которые не побоялись выступить против карающей длани Квинтеты. И столь же глубокое отвращение к собственной сущности, - той, что вынуждала его причинять боль, исполнять и отдавать приказы, сулящие муки и гибель десяткам, а то и сотням людей.
Но он продолжал делать это. Потому как не мог ничего другого.

А сейчас эта девочка, это маленькое, едва смыслящее существо, рожденное от его плоти и крови, проявляло то, что он так тщательно старался в себе подавить - вероломную, неутомимую жестокость, по-детски непосредственную и без должной выучки - невероятно опасную.
"А ведь ей всего восемь лет." - эта мысль была ледяной и скользкой как угорь, которого пытались поймать голыми руками. Мужчина с трудом подавил волнение - немного эмоций, и его мозг сам начнет транслировать эти думы в голову девочки, а то и всех существ неподалеку, достаточно уязвимых для того, чтобы услышать звук его разума. Всего лишь шепот - а что случится, если Ловчий перейдет на крик?
Или, еще хуже, на Зов. А ведь эта малышка уже почти научилась проделывать то же самое..

Несомненно, он должен убедить Линдир отдать ему девочку. Ведь только так она получит должное воспитание. Нет, она просто не может стать очередной пешкой в руках жестокосердных ублюдков! Он не позволит этому случиться.
Хэйл видел эту малышку первый раз в своей жизни, с отчаяньем и горечью осознавая, что она - его единственная дочь.

Ее губы надменно сжаты, и теперь перед ним уже не девочка, играющая в ловчего, а высокая молодая девушка, остервенело терзающая собственные косы кривым серебряным кинжалом.
- Опять ты, - она ловит его отражение в зеркале будуара и едва удерживается от желания сплюнуть, поддавшись закипающей в венах злости напополам с волнением.
- Ну, чего уставился? Никогда не видел леди без мочалки на голове?
Толстая коса на секунду повисает в воздухе, и спустя мгновение остаток волос растекается по ее плечам яркими кобальтовыми кудрями.
Тамора бросает короткий взгляд в зеркало, с трудом отрываясь от отражения юноши. Вот мерзость. Теперь она еще больше похожа на пуделя!
Она не собирается просить его отвернуться - в конце концов, это всего лишь хренова галлюцинация, которая преследует ее уже много дней подряд. Девушка издает раздраженное утробное ворчание и принимается возиться с корсетом - это пыточное устройство надежно сковывает ее, как броня, мешая дышать, двигаться и действовать как свободный человек.
Внимание мужчин было для нее не редкостью и не новинкой; на фоне матери, бледной тени, больной своей красотой алебастрового изваяния, Лина была пятном крови на белом снегу - живые глаза и яркие, стремительные черты превращали ее лицо в хоровод быстро сменяющихся масок - от эйфории до ненависти с паузой в восемь секунд.
Впрочем, это не приносило никакого удовлетворения. Она могла заполучить кого угодно из них, просто пожелав, и ей даже не придется применять контроль разума. Никто из этих знатных юношей никогда не узнает в ней того надменного кузена второго лорда Ле Мон - несмотря на то, что он был личным врагом едва ли не половины из них. И теперь превращению суждено совершиться вновь. Но на этот раз безвозвратно. Девушка уже нашила под подкладку старой рубашки Валлина столько сапфиров и янтаря, сколько смогла найти, и у нее осталось несколько часов до заката, чтобы завершить кое-какие дела.
И сейчас она хочет избавиться от этой проклятой штуки!
И "этой штукой" был вовсе не корсет, успешно отброшенный прочь, чтобы оставить ее в одном тонком нижнем платье.
Кольцо. Мерзкое обручальное кольцо с огромной звездой из турмалина, - впрочем, оно неплохо подошло бы, чтобы выбить кому-нибудь глаз. Вещь слишком заметная, чтобы ее продать, и слишком ненавистная, чтобы оставить себе в качестве памяти.
- Эй, ты, - Лина прищурилась и снова обратилась к незнакомцу; край розового языка медленно обвел пересохшие губы, а рука замахнулась, готовая ударить прямо в цель. - Лови!

Отредактировано Тамлин (27.03.17 19:00)

Она ступает на корабль и проходит вдоль релинга до фок-мачты, прослеживая ладонью, затянутой в перчатку, фактуру потертого, но все еще крепкого дерева. Мореный дочерна дуб был красивым и прочным, но в голове Тамлин уже зашевелилась мысль о том, как хорошо было бы достать саженцы тех деревьев, что так ценились у нее на родине; она покопалась в памяти, чтобы вспомнить это название: лунный эбен, прочный как железо и такой же тяжелый. В ее мире он был величайшей редкостью, и корабли из этой чудесной древесины стали самым опасным оружием любого рейда, будучи способными отразить любой серьезный огневой удар. Она рассеянно подумала о своих чертежах, позволив нескольким матросам боязливо прошмыгнуть мимо ее спины, оставшись незамеченными. Команда боялась лишний раз сталкиваться со своим капитаном лицом к лицу: заботливо отобранные на флагман аскейры очень быстро растащили слух о ее способности контроля, и женщина устало ухмыльнулась сама себе - эти сплетни всегда играли ей на руку.
Ей не нужно было повышать голос, чтобы заставить слушать себя; достаточно ярко светящихся сапфиров в череде пуговиц и серебряной вышивке на темно-синем, почти черном кителе. Всего лишь попытка пройтись по кромке чьего бы то ни было разума вызывала панический ужас даже у самых крепких и стойких мужчин. Ее народ боготворит и ненавидит таких как она. Ловчие были бичом и оковами Империи и не особо церемонились с теми, кому уже был подписан обвинительный приговор.  Тамлин побывала на двух берегах этой реки ужаса и могла прекрасно понять их чувства. Она могла лишать разума одним неосторожным, грубым движением, ломать и резать по живому, но у нее не найдется ни сил, ни возможности исправить содеянное.
Они стараются не смотреть мне в глаза. И это очень, очень мудрое решение.
Женщина отряхнула руки и прошла вдоль палубы, направляясь в свою каюту - в конце концов, ее вид здесь мешает им чувствовать себя спокойно, а это не самая хорошая обстановка для работы, каким бы привлекательным ни был чужой страх. Впрочем, ее саму ждет достаточно проблем. За те несколько месяцев отсутствия, что требовал от Тамлин Совет, на ее столе наверняка скопились целые горы бумаг и как минимум с две сотни писем, на каждое из которых требуется дать ответ. С личной печатью, подписью.. Тамлин глухо застонала, захлопывая за собой тяжелую дверь. Ее забытые апартаменты, которых не касалась уборка вот уже восемь лун, встретили женщину привычным пыльным хаосом. Здесь, разумеется, не было грязной посуды и кучи одежды, но зато с лихвой хватало разбросанных книг и личных вещей; кажется, ее последняя попытка убраться закончилась тем, что Тамлин просто свалила весь хлам на кровать - в конце концов, разве она когда-нибудь пользовалась ею по назначению?
Он до сих пор лежал там: из груды вещей торчал когда-то потерянный клинок, мерцающий тусклым серебряным светом. Флюорит на его рукояти давно нуждался в тщательной чистке, но женщине было явно не до этого. Она заняла свое привычное место за столом, водрузив на кучу бумаг чудом уцелевший личный журнал. Ей нужно записать то, что она помнит, пока память вновь не сыграла с ней злую шутку судьбы. Тамлин устало выводит несколько кобальтово-синих строчек и опускает голову на удобно согнутый локоть. В конце концов, что может случиться, если она лишь на пару минут закроет глаза?

Сон - это непростительная роскошь, которая в последнее время слишком редко перепадала на ее долю. Утомительный взгляд в лазурный всевидящий шар истощал разум и выжимал мысли, даже если за мутным стеклом его таинственных глубин не было ничего, кроме звездного света.
Она почти не помнила, как обрела его. Когда-то у Тамлин было множество сокровищ; как настоящий пират, она имела сотни тайников, припрятанных по всей крохотной карте своего родного мира. Искрящиеся радугой драгоценные камни, серебро и золото звенящих монет, потрепанные книги, повествующие о тайнах настоящего и будущего, - вот то, что действительно занимало ее разум. Тогда, но не теперь.
Сейчас же вместо развлечений и свободы, попутного ветра в парусах, она получила обязательства перед народом и стальные оковы условностей, в которых до сих пор училась существовать.
И эта наука выматывала Тамлин похлеще любых изощренных пыток Трибунов.

Она видела сон без сновидений. Сон, в котором не было ничего, кроме пустоты и прохлады. Но любой ловчий спит так же чутко, как задремавшая кошка, и синие глаза открылись в тот же момент, когда маленькая теплая ладонь потрогала ее волосы, вызвав легкий шорох на заваленном бумагами столе.

Что-то стояло прямо перед ней.
Это было живое существо, чье дыхание женщина слышала в полушаге от себя, и Тамлин молча приподняла голову, чтобы сделать единственно правильный, на ее взгляд, ход.
Она собиралась поймать свою несчастную жертву на изогнутый острый крюк. Для этого ей даже не придется обнажать оружие. Ведь самые страшные вещи такие как она делали отнюдь не руками.

Минуту назад мирно спящая, женщина прищурилась в темноте. Лазурные глаза залились тусклым неоново-синим светом, когда ее разум, тонко настроенный на восприятие всего живого в радиусе поражения, начал методично прощупывать окружающее, стремясь найти так опрометчиво приблизившуюся жертву.
Но вместо привычного цепкого броска.. Тамора захватила в свои сети пустоту.

Сонная женщина, слегка обескураженная и еще не осознавшая реальности, захватила пустоту - как кошка, которая гналась за солнечным зайчиком, но ее добычей раз за разом становилось лишь пустое место. Она неуклюже приподнялась, расправив плечи; кажется, несколько позвонков в ее изогнутой спине протестующе хрустнули, но Тамлин не обратила на это никакого внимания, осоловело щурясь в темноту.
- А ты что еще такое, - угрюмо проворчал непонятного рода голос; слишком глубокий и мягкий для мужчины, но недостаточно высокий, чтобы счесть его обладателя юной девой, - Если ты - мой очередной-кошмар-из-прошлого, то будь так добр - исчезни и дай поспать. 
Глаза Таморы, пару минут назад горящие как сапфиры в ее парадном кителе, медленно померкли, снова погружая контуры лица и сложенные под ним руки в кромешную темноту. Раздался тихий шелест локонов и бумаги, смешавшихся в  единое целое, - и женщина снова водрузила голову на свой оплот бюрократии, кажется, так до конца и не осознав, что в комнате помимо нее есть кто-то еще.
Еще несколько секунд - и ей снова начнет сниться сон. Топкое болото из липких и холодных воспоминаний о собственной юности, щедро сдобренных соусом из пролитой ею крови и острой приправой в виде кандалов. Она забудет их, как только откроет глаза, но бьющееся сердце и ощущение беспрестанной погони останется с ней еще какое-то время.
До тех пор, пока кто-нибудь из команды не отвлечет на себя внимание вечно ищущего разума.
Тамлин опрометчиво меняет позу, укладывая голову на причудливо изогнутую руку, - и вместо привычной тихой гавани утерянных воспоминаний погружается в лязг бьющихся тарелок и звенящих приборов, которые она, несомненно, свернула своим неосторожным и расточительным жестом.
Ошарашенная и удивленная куда больше, чем за несколько минут до этого, глава Гильдии аскейр взвивается над столом быстрее, чем удар молнии в штормящее море, - теперь в темноте мерцают уже не глаза, а лезвие длинного изогнутого клинка, рукоять которого так некстати была у нее под рукой.

Тусклый свет всколыхнулся под ее ладонью, и взбудораженная женщина, на мгновение позабывшая о природе своего беспокойства, с удивлением уставилась на ребенка, который смотрел на нее словно в ожидании смертной казни. Лазурно-синие глаза поймали взгляд льдисто-фиолетовых, и рука, сжимающая клинок, невольно замерла, ожидая, когда удивленный разум примет свое запоздалое решение.
Перед ней, охваченный немым оцепенением, стоял мальчишка лет двенадцати, худой как тростинка, дрожащая на ветру.
Этот поворот Тамлин никак не устраивал. Лязгнул металл -  клинок отправился обратно в ножны, а руки женщины, на этот раз лишенные перчаток, легли на стол. Она склонилась чуть ниже, сокращая дистанцию. Учитывая рост, такой жест для нее был делом привычным, несмотря на то, что выглядел в ее исполнении довольно угрожающе.
Темные кудри заструились по плечам, а сама глава смягчилась и наморщила лицо. У нее были живые глаза хищника, но сейчас она выглядела скорее виноватой и обиженной одновременно, - словно мокрая кошка, попавшая в чан с водой за свои бедовые проделки.
- Я думаю, что со стороны кока это было немного нечестно, - женщина едва слышно фыркнула, разглядывая мальчишку скользящим взглядом с оттенком мрачного любопытства, - Послать ко мне ребенка, который, к тому же, слишком мал для моего корабля.
Она задумалась, окидывая взглядом хрупкую фигуру мальчика. А затем - неожиданно даже для самой себя - улыбнулась. Очаровательно, но в то же время зловеще.
- Пожалуй, сегодня я поговорю с ним. А ты.. - ее взгляд мелькнул по осколку, и зрачок в левом глазу предупреждающе вытянулся, сжавшись в тонкую иглу, - Не смей собирать эти склянки. Разумеется, если не хочешь раскроить себе руку до локтя.

Отредактировано Тамлин (10.04.17 14:38)

- Да, это глупо, - с уклончивой улыбкой согласилась глава, и глаза ее прищурились. Выражение лица, секунду назад угрожающее и зловещее, стало вдруг игривым и ласковым - ровно до того мгновения, как она позволила себе закончить фразу, - Но еще глупее на этих осколках будешь выглядеть ты, когда поджидающие у двери мальчишки собьют тебя с ног.
Еще секунду женщина потратила на то, чтобы подержать на себе взгляд ребенка, а затем, не дожидаясь его ответа, ухватила за плечо, сокращая расстояние до себя и пламени свечи. Пытливое изучение, с которым Тамлин рассматривала лицо мальчика, походила на интерес звездочета, раз за разом с восторгом взирающего в ночное небо.
У него были впечатляющие глаза. Холодные, нездешние, не принадлежащие ни к одной известной ей расе. Глаза существа другой породы, другой, незнакомой ей сущности. Она видела множество люденов - невзрачных, блеклых, похожих на булыжники среди соцветия драгоценностей пришедших иноземцев, но этот цвет..
- Чей добрый Хранитель подарил тебе такие глаза?
Она придвинулась совсем близко, почти вплотную - настолько, что мальчик без труда мог ощутить теплое дыхание. Паучьи пальцы, кое-где изрезанные лезвием и испещренные ссадинами, предупреждающе взялись за кромку тонкого воротника из грубой материи, лишенного всяческих знаков отличия.

Отредактировано Тамлин (11.04.17 15:04)

Вот уже третий день он спит по двадцать часов в сутки. Вернее сказать, бредит. У мальчишки лихорадка, и она перенесла его в свою каюту, лишь изредка обращая внимание на шум с верхней палубы.
"Иметь детей утомительно. Возможно, гораздо сильнее, чем быть рулевым." - в очередной раз решает про себя капитан и тянется холодной ладонью к бледной щеке, чтобы понять, насколько близок Мэв к температуре жаровен в камбузе. Сходство пугает, и она вновь кладет выжатую ткань ему на лоб, потому что прошлая иссохла до заскорузлой бумаги в каких-то восемь минут.
Туманный проблеск сознания мерцает в подернутых дымкой лиловых глазах, и она слышит шелест покрывал. Худая рука тянется к ее волосам - он гладит их, словно живое существо, даже сквозь сон, даже сквозь бред. В свете звёзд, льющемся из иллюминаторов, они выглядят как отполированный до зеркального блеска обсидиан. Она прищуривается, но не отводит руку - в конце концов, когда ей самой удастся вспомнить о них?
Губы мальчишки едва уловимо шевелятся, и Тамлин приходится почти склониться над ним, ведь звук, который он производит, едва ли громче его собственного дыхания:
- Я умру, да?
- Возможно, - лицо капитана, минуту назад сосредоточенное и серьезное, озаряется загадочной улыбкой, - Однако это случится не раньше, чем мимо тебя пройдет десяток веков, - её голос сейчас словно бархат, хрипловатый и тёплый, и он не идет ни в какое сравнение с командным окриком, который эта женщина использует, чтобы отдавать приказы.
Она наблюдает за тем, как мальчик вновь закрывает глаза - сейчас ему чуть легче, чем час назад, и она наконец-то может вздремнуть. Не в своей постели, потому что она занята, но на привычном для себя месте - на столе над журналом, который, казалось, был такой же неотъемлемой ее частью, как и эти кобальтовые волосы.
Кобальтовые.. Женщина задумчиво берет одну из прядей Мэва и крутит в руках - в лунном свете она мягко мерцает, и оттенок кажется уже вовсе не пепельным, а бледно-аметистовым, и через десять-пятнадцать лет ей не понадобится никакая луна, чтобы это разглядеть.
Любой из родившихся на Ламаро, лишь взглянув на ее волосы, никогда не усомнится в истинном возрасте их обладательницы.
Она была древней, но, в отличие от люденов, которых настигала седина, цвет таких как она из года в год становился лишь темнее. Женщины, как и мужчины, почти не отличались друг от друга в своем оттеночном разнообразии, однако в редких случаях цвет их волос мог стать причиной усекновения головы.
Впрочем, первопричиной был совсем не он. Цвет служил лишь индикатором, который разделял их общество на "опасных, подлежащих уничтожению" и "тех, с кем можно продолжить род". Истинной целью такой "выбраковки" было умение - то, за которое боготворили таких как она, и уничтожали таких как он.
Они тоже могли видеть.
Цвет первого Пророка был насыщенно-аметистовым - и это было так давно, что почти стерлось из памяти и крови ее народа. Однако то, что он сделал с Империей, достигло страниц книг и отпечаталось в ее незыблемых законах.
"Ослеплять и оскоплять!" - впрочем, не каждый младенец мужского пола доживал до приказа ее Милосердного Величества; ведь мать, родившая одного выродка, всегда может заиметь еще. Стремясь избежать нависшей над ней длани закона, девушка шла на поводу у своей малодушности и страха - и темная вода без следа скрывала ее преступление. Вода, которая должна была давать жизнь, приносила смерть. Мучительные объятия холодной бездны - единственные объятия, в которые им суждено было попасть.

Отредактировано Тамлин (14.04.17 23:24)

Пожалуй, в последнее время она слишком часто засыпала за работой. Письма, длинные подробные отчеты, составленные сухим языком, списки и приказы, требующие ее подписи.. Все это, будучи частью ее новой повседневной жизни, нагоняло на женщину непроходимую тоску. И, пожалуй, сон. Витиеватый язык бюрократии, сквозь которой она продиралась подобно прогулке по терновым насаждениям, выматывал ее, оставляя неизменно соленое, кровавое послевкусие - прикушенного от досады языка, содранных печатью костяшек или изрезанной ножом ладони, - за почти сотню лет она так и не научилась как следует вскрывать запечатанные письма.
Пожалуй, все это могло бы понравиться Петрониле. Или Хэйлу, с его основательной размеренностью и спокойным, внимательным изучением деталей. Удивительно, почему эти двое до сих пор не вместе?! Интересно, сколько бумажной работы они могли бы проделать, действуя сообща? Или создать эту работу другим. Вроде нее..?
Наморщившись, будто ей в рот попало что-то кислое, Тамора тоскливо подперла ладонью другую щеку. На одной из них уже оставила свой след печатка, покуда на виске темнело что-то кобальтовое - пятно чернил, в которых она извозилась, было гораздо ярче, чем волосы женщины.
Нет, идея с Хэйлом и Петронилой была абсолютно небезопасна. В первую очередь для нее самой. Но несмотря на это  мысль свести этих двоих все еще оставалась привлекательной. Что, если заглянуть в будущее и просмотреть события относительно их.. кхм, совместного времяпрепровождения?
Тамлин аккуратно зевнула и потянулась за шаром, чья бело-голубая поверхность уже ловила первые блики взошедшего солнца. Эта странная побрякушка была ее трофеем; кажется, когда-то в эпоху пророков они были очень распространены, позволяя мужчинам пользоваться своим навыком провидения, не уступая синеволосым женщинам.
Для ловчего вроде нее провидение было делом утомительным. Оно нагружало разум и давалось со скрипом, но предсказания, полученные с поверхности шара, всегда были точны и вразумительны.
Она любила этот шарик. Было бы неприятно когда-нибудь утратить его, верно?
Блестящая поверхность давала множество ответов. Хэйл, снова Хэйл, зеленая ворона, снова ворона, но теперь уже кошка.. Она менялась, и фигура неприятно плыла, играя очертаниями и вынуждая Тамлин отвести взгляд.
Кажется, ответа она так и нашла, но зато приобрела пульсирующую в висках головную боль - и глаза, которые никак не хотели принимать прежний, человеческий вид. Женщина закрыла их - всего лишь на мгновение, как она себе пообещала.
..А когда она вновь их открыла, что-то теплое прижимало ее к себе, держа в бережных, но слишком крепких объятиях.
Тамора сонно запрокинула голову, чтобы посмотреть на ту, с кем ей в этот раз довелось провести бурную ночь.. и с удивлением обнаружила над собой лицо юного помощника, явно погруженного в глубокий, беспробудный сон.

Время, когда устрашающий флагман аскейр вставал в порту города Гильдий, всегда было самым неспокойным для местных торговцев. Лавочки закрывались, едва синеволосая команда сходила на берег, но широко распахивали свои двери таверны и притоны, получая за две недели больше прибыли, чем порой удавалось собрать за год.
Поход, длящийся долгие месяцы, изнурял скучающих по развлечениям матросов, оставляя их карманы легкими, а головы - свинцовыми от выпивки.
Для того, чтобы собрать всю команду сызнова, порой приходилось заручаться поддержкой самого капитана. Если она, разумеется, была в состоянии удерживать равновесие, стоя на двух ногах.
Дело пошло на лад, когда у женщины вдруг объявился помощник. Будучи еще совсем юным, мальчишка лет тринадцати отроду стал сопровождать ее почти с десяток лет назад. Многие из тех, кому доводилось видеть новое приобретение главы гильдии, удивлялись, а порой и ужасались ее выбору, а некоторые и вовсе приписывали мальчика в сыновья Тамлин, не беря в расчет очевидное различие их рас.
Шло время, подросток, каким он был в начале своего пути рядом с главой, рос, и подле женщины оказался высокий мужчина с глазами, из которых, казалось, вытравили всю синь - до того они были лиловыми. Похожие на аметисты, которыми все чаще украшалась вышивка его замысловатого костюма, эти глаза привлекали внимание, и за юношей неотступно следовала людская молва и домыслы.
Одни называли его проклятым. Другие причисляли к вымершей касте. Третьи и вовсе опасались сталкиваться с мальчиком на одной улице, а четвертые видели само его существование происками Первых. И только глава гильдии аскейр продолжала видеть в нем нечто очаровательное, оберегая юнца от нападок команды.
Тамлин недолго билась над загадкой его закрытого разума. В конечном итоге женщина просто сочла, что так будет лучше для них обоих: она не сможет отдать ему мысленный приказ, а он не утомит ее разум своим извечным близким присутствием.
Быть может, когда-нибудь он даже станет ее полноценной заменой.
Эта мечтательная мысль приходила в голову Тамлин всякий раз, когда она борт о борт встречалась с пиратами, - отголоски прошлой жизни, выбросившие ее, словно дохлую рыбу, по другую сторону баррикад, все еще не давали покоя.
Но разве она может повлиять на свою жизнь сейчас? Изменить ее хоть немного, все еще оставаясь под неусыпным контролем Хэйла? Нет, он никогда не позволит ей провернуть эту дикую авантюру. Во всяком случае, до тех пор, пока ей не удастся взять его под контроль.
Однако возможность этого события была столь невероятна, что женщина почти распрощалась с ней, попутно превращая свою жизнь в некое подобие цирковой арены - веселиться и пить, пока можно, и не думать о делах, пока кто-то другой принимает за тебя решения.
Именно так она размышляла, бредя по темноте гостевых комнат дома гильдий - бурная ночь после не менее бурного дня, приглашение на который она получила от приемной семьи Мэва, окончательно измотала ее, и женщина намеревалась завалиться спать прямо в одежде, стоит ей только добраться до своей постели.
Немногочисленные слуги все еще сладко дремали, и глава могла с легкостью найти каждого из них, лишь прислушиваясь к шепоту собственного разума. И только Мэв всегда оставался закрытой книгой на неизвестном языке.
Всегда пустая и холодная, его комната, приходившаяся ей соседней, служила юноше скорее временным перевалочным пунктом - большую часть времени он проводил в каюте капитана, занимаясь делами и собственным обучением. Однако сейчас.. что же, он несомненно вернулся раньше. Только вот.. почему не один?

Непривычно медленно, и даже слишком тактично для себя, женщина потянула ручку, освещая темноту комнаты помощника только неоново-синим светом своих глаз.

Она критично осмотрела фигурку лежащей на постели девушки. Изящное тело, длинная шея, светлые волосы, - несомненно, одна из тех самых белокурых пташек, которые взлетали в небеса, стоило ее помощнику только показаться рядом. Она могла сказать, что любила его. За преданность и неотступность, сражающую прямоту и честность, за его закрытый, полный загадок разум, и слишком длинный острый язык, который она бы без сомнения отрезала, не будь этот мальчишка столь умен, чтобы приводить в замешательство даже Хэйла. Ей было интересно, во что он вырастет, но Тамлин никогда не рассчитывала, что их отношения зайдут чуть дальше компаньонских. Она хотела сделать из него своего преемника, а затем исчезнуть, оставив в наследство место в совете и возможность перевернуть строй с ног на голову. Но в последнее время.. в последнее время что-то явно пошло не так.
Женщина выпрямилась и застыла в дверях, ее синие глаза остро прищурились, гася предупреждающий отблеск контроля разума. Ей хватило пары шагов, чтобы пересечь комнату и оказаться у изголовья покинутой им постели, чтобы еще раз всмотреться в его новую белокурую пассию. Несомненно, она принадлежала к роду скешир. Теперь это стало так же ясно, как то, что у ее "Вдовы" было всего две палубы.
Капитан зябко поежилась и отошла в сторону, чтобы резко распахнуть покрывшиеся пылью темные занавески. Серебристые облачка поднялись в воздух, и Тамора скорчила кислую гримасу, всматриваясь в алые всполохи зародившегося утра.
- Сегодня мы отбываем, - она задумчиво качнула головой, и несколько пружинок ее синих кудрей мягко улеглось на плечо, отливая насыщенным темно-кобальтовым, - Если я не найду тебя на палубе до захода солнца, оставлю здесь вместе с твоими портовыми девками.
Ей хватило всего нескольких секунд на раздумья, чтобы затем резко развернуться на каблуках в сторону выхода. Всего пара быстрых шагов, и вот она уже у двери, ураган лазурно-синего и черного в отблесках предрассветного марева - высокая женщина с надменно-оскорбленном лицом и взъерошенными, словно стог сена, волосами.
- У тебя есть время до заката. Потом я возьму курс на Эльдфаль.

Отредактировано Тамлин (16.05.17 11:54)